Переписка » Письма А. А. Ахматовой

№ 1

Так много нужно сказать - и так мало времени! Спасибо за очередное счастье в моей жизни - «Подорожник». Не расстаюсь, и Аля не расстается. Посылаю Вам обе книжечки, надпишите.^[1]

Не думайте, что я ищу автографов, - сколько надписанных книг я раздарила! - ничего не ценю и ничего не храню, а Ваши книжечки в гроб возьму - под подушку!

Еще просьба: если Алконост^[2] возьмет моего «Красного Коня» (посвящается Вам) - и мне нельзя будет самой держать корректуру, - сделайте это за меня, верю в Вашу точность.

Вещь совсем маленькая, это у Вас не отнимет времени.

Готовлю еще книжечку: «Современникам»^[3] - стихи Вам, Блоку и Волконскому^[4]. Всего двадцать четыре стихотворения. Среди написанных Вам есть для Вас новые.

Ах, как я Вас люблю, и как я Вам радуюсь, и как мне больно за Вас, и высоко от Вас! - Если были бы журналы, какую бы я статью о Вас написала! - Журналы - статью - смеюсь! - Небесный пожар!

Вы мой самый любимый поэт, я когда-то - давным-давно - лет шесть тому назад - видела Вас во сне, - Вашу будущую книгу: темно-зеленую, сафьяновую, с серебром - «Словеса золотые»,- какое-то древнее колдовство, вроде молитвы (вернее - обратное!) - и - проснувшись - я знала, что Вы ее напишете.

Мне так жалко, что все это только слова - любовь - я так не могу, я бы хотела настоящего костра, на котором бы меня сожгли.

Я понимаю каждое Ваше слово: весь полет, всю тяжесть. «И шпор твоих легонький звон»^[5], - это нежнее всего, что сказано о любви.

И это внезапное - дико встающее - зрительно дикое «ярославец»^[6]. - Какая Русь!

Напишу Вам о книге еще.

Как я рада им всем трем - таким беззащитным и маленьким! Четки - Белая Стая - Подорожник. Какая легкая ноша - с собой! Почти что горстка пепла.

Пусть Блок (если он повезет рукопись)^[7] покажет Вам моего Красного Коня. (Красный, как на иконах.) - И непременно напишите мне, - больше, чем тогда! Я ненасытна на Вашу душу и буквы.

Целую Вас нежно, моя страстнейшая мечта - поехать в Петербург. Пишите о своих ближайших судьбах, - где будете летом, и всё.

Ваши оба письмеца ко мне и к Але - всегда со мной.

№ 2

Дорогая Анна Андреевна! Все эти дни о Вас ходили мрачные слухи, с каждым часом упорнее и неопровержимей. Пишу Вам об этом, потому что знаю, что до Вас все равно дойдет - хочу, чтобы по крайней мере дошло верно. Скажу Вам, что единственным - с моего ведома - Вашим другом (друг - действие!) - среди поэтов оказался Маяковский, с видом убитого быка бродивший по картонажу «Кафе Поэтов»^[8].

Убитый горем - у него, правда, был такой вид. Он же и дал через знакомых телеграмму с запросом о Вас, и ему я обязана второй нестерпимейшей радостью своей жизни (первая - весть о Сереже^[9], о котором я ничего не знала два года). Об остальных (поэтах) не буду рассказывать - не потому, что это бы Вас огорчило: кто они, чтобы это могло Вас огорчить? - просто не хочется тупить пера.

Эти дни я - в надежде узнать о Вас - провела в кафе поэтов - что за убожества! что за ублюдки! Тут все: и гомункулусы, и автоматы, и ржущие кони, и ялтинские проводники с накрашенными губами.

Вчера было состязание: лавр - титул соревнователя в действительные члены Союза. Общих два русла: Надсон и Маяковский. Отказались бы и Надсон и Маяковский. Тут были и розы, и слезы, и пианисты, играющие в четыре ноги по клавишам мостовой... и монотонный тон кукушки (так начинается один стих!), и поэма о японской девушке, которую я любил (тема Бальмонта, исполнение Северянина) -

И весь зал хором:

Но самое нестерпимое и безнадежное было то, что больше всего ржавшие и гикавшие - сами такие же, - со вчерашнего состязания.

Вся разница, что они уже поняли немодность Северянина, заменили его (худшим!) Шершеневичем^[11].

На эстраде - Бобров^[12], Аксенов^[13], Арго^[14], Грузинов. - Поэты. И - просто шантанные номера...

Я, на блокноте, Аксенову: «Господин Аксенов, ради Бога, - достоверность об Ахматовой». (Был слух, что он видел Маяковского.) «Боюсь, что не досижу до конца состязания».

И учащенный кивок Аксенова. Значит - жива.

Дорогая Анна Андреевна, чтобы понять этот мой вчерашний вечер, этот аксеновский - мне - кивок, нужно было бы знать три моих предыдущих дня - несказанных. Страшный сон: хочу проснуться - и не могу. Я ко всем подходила в упор, вымаливала Вашу жизнь. Еще бы немножко - я бы словами сказала: «Господа, сделайте так, чтобы Ахматова была жива!»... Утешила меня Аля^[15]: «Марина! У нее же - сын!».

Вчера после окончания вечера просила у Боброва командировку: к Ахматовой. Вокруг смеются. «Господа! Я вам десять вечеров подряд буду читать бесплатно - и у меня всегда полный зал!».

Эти три дня (без Вас) для меня Петербурга уже не существовало, - да что Петербурга... Вчерашний вечер - чудо: «Стала облаком в славе лучей «.

На днях буду читать о Вас - в первый раз в жизни: питаю отвращение к докладам, но не могу уступить этой чести другому! Впрочем, все, что я имею сказать, - осанна!

Кончаю - как Аля кончает письма к отцу:

Целую и низко кланяюсь.

№ 3

Пишу Вам по радостному поводу Вашего приезда - чтобы сказать Вам, что все, в беспредельности доброй воли - моей и многих - здесь, на месте, будет сделано.

Хочу знать, одна ли Вы едете или с семьей (мать, сын). Но как бы Вы ни ехали, езжайте смело. Не скажу сейчас в подробностях Вашего здешнего устройства, но обеспечиваю Вам наличность всех.

Еще одно: делать Вы все будете как Вы хотите, никто ничего Вам навязывать не будет, а захотят - не смогут: не навязали же мне!

Переборите «аграфию» (слово из какой-то Вашей записочки) и напишите мне тотчас же: когда - одна или с семьей - решение или мечта.

Знайте, что буду встречать Вас на вокзале.

Целую и люблю - вот уже 10 лет (Лето 1916 г., Александровская слобода, на войну уходил эшелон).

Знаете ли Вы, что у меня сын 1 г<од> 9 мес<яцев> - Георгий? А маленькая Аля почти с меня? (13 л<ет>).

Ад<рес>: Bellevue (Seine et Oise)

Pr&egrave;s Paris, 31, Boulevard Verdun.

Отвечайте сразу. А адрес перепишите на стенку, чтобы не потерять.