Переписка » Письма к М. А. Волошину » Письмо №20

№ 20

Оказия в Крым! Сразу всполошилась, бросила все дела, пишу.

Во-первых, долг благодарности и дань восторга - низкий поклон тебе за С<ережу>.^[2] 18-го января 1922 г. (через два месяца) будет четыре года, как я его не видела. И ждала его именно таким. Он похож на мою мысль, поэтому - портрет точен. Это моя главная радость, лучшее, что имею, уеду - увезу, умру - возьму.

Получив твои письма, подняли с Асей бурю.^[3] Ася читала и показывала их всем, в итоге дошло до Л<уначар>ского, пригласил меня в Кремль. С Кремлем я рассталась тогда же, что и с Сережей, часто звали пойти, я надменно отвечала: «Сама поведу». Шла с сердцебиением. Положение было странно, весь случай странен: накануне дочиста потеряла голос, ни звука, - только и! (вроде верхнего си (si) Патти!).^[4] Но не пойти - обидеть, потерять право возмущаться равнодушием, упустить Кремль! - взяла в вожатые В<олькен>штейна («Калики» - услужливая академическая бездарность).^[5]

После тысячи недоразумений: его ложноклассического пафоса перед красноармей<цем> в будке (никто не понимал моего шепота: явления его!) и пр<очего> - зеленый с белым Потешный дворец. Ни души. После долгих звонков - мальчишка в куцавейке, докладывает. Ждем. Большая пустая белая дворянская зала: несколько стульев, рояль, велосипед. Наконец, через секретаря: видеться вовсе не нужно, пусть т<овари>щ напишет. Бумаги нет, чернил тоже. Пишу на чем-то оберточном, собственным карандашом. Доклад, ввиду краткости, слегка напоминающий декрет: бонапартовский, в Египте. В<олькен>штейы (муж Сони) через плечо подсказывает. Я злюсь. - «Соню! Соню-то!». Я:- «А чччерт! Мне Макс важней!». - «Но С. Я. - женщина и моя бывшая жена!».^[6] - «Но Макс тоже женщина и мой настоящий (indicatif present)^<*> друг!». Пишу про всех, отдельно Судак и отдельно К<окте>бель. Дорвалась, наконец, до Вас с Пра: «больные, одни в пустом доме»... - и вдруг иронический шип В<олькен>штейна: «Вы хотите, чтоб их уплотнили? Если так, Вы на верном пути!». Опомнившись, превращаю эти пять слов в тайнопись. Доклад кончен, уже хочу вручить мальчишке и вдруг: улыбаюсь, прежде чем осознаю! Упоительное чувство: «en presence de quel-qu'un».^<**> Ласковые глаза: «Вы о голодающих Крыма? Все сделаю!». Я, вдохновенным шипом: - «Вы очень добры». - «Пишите, пишите, все сделаю!». Я, в упоении: «Вы ангельски добры!».- «Имена, адреса, в чем нуждаются, ничего не забудьте - и будьте спокойны, все будет сделано!». Я, беря его обе руки, самозабвенно: «Вы ц<арст>венно добры!». Ах, забыла! На мое первое «добры» он с любопытством, верней любознательностью, спросил (осведомился): - «А Вы всегда так говорите?». И мой ответ: «Нет, только сегодня, потому что Вы позвали!». Ласков, как сибирский кот (не сибирский ли?), люблю нежно. Говорила с ним в первый раз. Ася все эти дни вела денежную кампанию, сейчас столько богатых! все торгуют. Кажется, на твою долю выпадает м<иллио>н, от нас с Асей только сто т<ысяч> (сверх м<иллио>на), я знаю, что это - ничто, это мы, чтоб устыдить наших богатых сотоварищей; нужно действовать самыми грубыми средствами: оглушать, - тогда бумажники раскрываются. Дай бог, чтоб все дошло и чтоб это вас с Пра немножко вызволило.^[7]

М. И. К<узнецо>ва, наконец, устроилась, - в Летучей Мыши.^[8] Играет «Женщину-змею» (подходит? у нее ведь змеиные глаза!). С Майей^[9] вижусь редко: дружит с Акс<еновым> (рыжая борода)^[10] и Бобровым,^[11] с к<оторы>ми не дружу. Меня почему-то боится. А я вся так в С<ереже>, что духу нет подымать отношения. Все, что не необходимо, - лишне. Так я к вещам и к людям. Согласен ли? Я вообще закаменела, состояние ангела и памятника, очень издалека. Единственное мое живое (болевое) место - это С<ережа>. (Аля - тот же С<ережа>). Для других (а все - другие!) делаю, что могу, но безучастно. Люблю только 1911 г<од> - и сейчас, 1920 г<од> (тоску по С<ереже> - весть - всю эпопею!). Этих 10-ти лет как не было, ни одной привязанности. Узнаешь из стихов. Любимейшие послать не решаюсь, их увез к С<ереже> - Э<ренбур>г. Кстати, о Э<ренбур>ге: он оказался прекрасным другом: добрым, заботливым, Не словесником! Всей моей радости я обязана ему.^[12] Собираюсь. Обещают. Это моя последняя ставка. Если мне еще хочется жить здесь, то из-за С<ережи> и Али, я так знаю, что буду жить еще и еще. Но С<ережу> мне необходимо увидеть, просто войти, чтоб видел, чтоб видела. «Вместо сына», - так я бы это назвала, иначе ничто не понятно.

О М<оск>ве. Она чудовищна. Жировой нарост, гнойник. На Арбате 54 гастр<ономических> магазина: дома извергают продовольствие. Всех гастр<ономических> магаз<инов> за последние три недели 850.^[13] На Тверской гастрономия «L'Estomac».^<***> Клянусь! Люди такие же, как магазины: дают только за деньги. Общий закон - беспощадность. Никому ни до кого нет дела. Милый Макс, верь, я не из зависти, будь у меня миллионы, я бы все же не покупала окороков. Все это слишком пахнет кровью. Голодных много, но они где-то по норам и трущобам, видимость блистательна.

Макс, а вот веселая история: в Тифлисе перед б<ольшеви>ками были схоронены на кладбище шесть гробов с монпасье. Священники пели, родные плакали. А потом б<ольшеви>ки отрыли и засадили и священников, и родных. Достоверность.

О литераторах и литературе я тебе уже писала.^[14] Та же торговля. А когда не торгующие (хотя и сидящие за прилавком), как Бердяев^[15] открывают рот, чтоб произнести слово «бог», у меня всю внутренность сводит от скуки, не потому, что «бог», а потому, что мертвый бог, не растущий, не воинствующий, тот же, что, скажем, в 1903 г<оду>, - бог литературных сборищ.

Только что письмо от Э<ренбур>га: почтой из Берлина. Шло десять дней. Утешает, обнадеживает, С<ережа> в Праге, учится, Э<ренбур>г обещает к нему съездить. Завтра отправляю письмо С<ереже>, буду писать о тебе. Писала ли я тебе в прошлый раз (письмо с М<инд>линым)^[16] о большой любви С<ережи> к тебе и Пра: «Мои наезды в К<окте>бель были единственной радостью всех этих лет, с Максом и Пра я совсем сроднился». Спасибо тебе, Макс, за С<ережу> - за 1911 г<од> и 1920 г<од>!

Какова будет наша следующая встреча?

Думаю, не в России.^[17] Хочешь в Париже? На моей Rue Bonaparte?^<****>

Герцыкам посылаю другие стихи, если доведется - прочти. Лучшей моей вещи ты не знаешь, «Царь-Девицы». У меня выходят две книжки: «Версты» (стихи) и «Феникс» (конец Казановы, драматическая сцена).^[18] В случае моего отъезда их перешлет тебе Ася. Ася живет очень трудно, хуже меня! Героична, совсем забыла: я. Всем настоящим эти годы во благо!

Поцелуй за меня Пра, прочти ей мое письмо, не пишу ей отдельно, потому что нет времени, поздно предупредили. Будь уверен, милый Макс, что неустанно с Асей будем измышлять всякие способы помочь Вам с Пра. Живя словом, презираю слова. Дружба - цело.

Обнимаю и целую тебя и Пра.

^[1] М. Цветаева упорно датировала письма и стихи по старому стилю, хотя порой сама над этим посмеивалась.

^[2] Hизкий поклон тебе за С<ережу> - Т. е. за сведения и за отношение к С. Эфрону 26 октября 1918 г. С. Эфрон писал жене из Коктебеля: «Макс вам все расскажет о моей жизни в Коктебеле. Он мне очень помог во время моего пребывания здесь <...> Макс и Пра были для меня, как родные».

^[3] Получив твои письма, подняли с Асей бурю - 10 декабря 1921 г. М. Волошин писал матери из Феодосии: «Я писал Марине отчаянное письмо о положении Герцык, прося привести в Москве все в движение. Они подняли там целую бурю».

^[4] Патти Аделина (1843-1919) - знаменитая итальянская певица (колоратурное сопрано).

^[5] Взяла в вожатые В<олькен>штейна («Калики» - услужливая академическая бездарность) - Волькенштейн Владимир Михайлович (1883-1974) - драматург. М. Цветаева упоминает ему пьесу «Калики перехожие» (1914).

^[6] «Но С. Я. - женщина и моя бывшая жена!» - Речь идет о Парнок Софье Яковлевне (1885-1933) - поэтессе, переводчице, находившейся в то время в Судаке.

^[7] Дай бог, чтоб все дошло и чтоб это вас с Пра немножко вызволило. - Деньги благополучно дошли: 10 декабря 1921 г. М. Волошин писал матери: «На этой неделе я получил для Герцык 2 1/2 миллиона <...> А 100 тысяч Марина и Ася посылают от себя тебе и мне».

^[8] М. И. К<узнецо>ва, наконец, устроилась, - в Летучей Мыши. - Кузнецова (Гринева) Мария Ивановна - актриса, вторая жена Б. С. Трухачева. «Летучая мышь» - театр-кабаре Н. Ф. Балиева.

^[9] С Майей - Кювилье Мария Павловна (р. 1895) - переводчица, поэтесса. В замужестве Кудашева, позднее - жена Р. Роллана.

^[10] ...дружит с Акс<еновым> (рыжая борода) - Аксенов Иван Александрович (1884-1935) - поэт, критик, драматург и переводчик, участник групп «Центрифуга» и конструктивистов.

^[11] Бобров Сергей Павлович (1889-1971) - писатель, переводчик, участник групп «Лирика» и «Центрифуга».

^[12] Всей моей радости я обязана ему. - И. Г. Эренбургу, весной 1921 г. ездившему за границу, удалось узнать местопребывание С. Я. Эфрона и сообщить о нем М. Цветаевой (Эренбург И. Люди, годы, жизнь. М., 1961, с. 372).

^[13] Цветаева говорит о Москве периода нэпа.

^[14] О литераторах и литературе я тебе уже писала. - Имеется в виду письмо от 14 марта (старого стиля) 1921 г.

^[15] Бердяев Николай Александрович (1874-1948) - философ-идеалист, в начале XX в. активный участник религиозно-философских собраний. В 1922 г. эмигрировал во Францию, где выступал как идеолог антикоммунизма.

^[16] (письмо с М<инд>линым) - Миндлин Эмилий Львович (р. 1900) - писатель, автор воспоминаний о М. Цветаевой и М. Волошине, см.: Миндлин Э. Необыкновенные собеседники. М., 1968, с. 5-76.

^[17] Думаю, не в России. - Весной 1922 г. М. Цветаева выехала к мужу за границу. См. письмо 21.

^[18] На книге «Конец Казановы» (М., «Созвездие», 1922) дарственная надпись М. Цветаевой: «Моему дорогому Максу-Казанову, которого я так отвергла <нраб.>, с которым так не могла расстаться. Марина. Москва,

Пасха, 1922 г.». На обороте титульного листа Цветаева написала: «Макс, ни в виньетке, ни в опечатках не повинна, ибо имела дело с безграмотными негодяями!» (Библиотека Дома-музея М. Волошина, № 465). 14 января 1923 г. М. Волошин писал 10. Л. Оболенской: «Не согласен с Вами в Вашем суровом суждении о «Конце Казановы». Его романтизм и сжатость пушкинских маленьких драм мне определенно понравились. И мне пришли на ум именно они, а не Ростан. Может, я подкуплен нежностью к герою? Не знаю». В 1911 г. именно Волошин указал М. Цветаевой на «Мемуары» Казановы, в тот период ею отвергнутые (Лит. Армения, 1968, № 6, с. 86).

^<*> Indicatif present - Указательное настоящее (время) (франц.).

^<**> En presence de quel-qu'un - В присутствии кого-то (франц.).

^<***> L'Estomac - Желудок (франц.).

^<****> Rue Bonaparte - Улице Бонапарта (франц.).