№ 3
Москва, 5-го января 1911 г.
Я только что начала разрезать «La Canne de Jaspe»,[1] когда мне передали Ваше письмо. Ваша книга - все, что мы любим, наше - очаровательна. Я буду читать ее сегодня целую ночь. Ни у Готье, ни у Вольфа[2] не оказалось Швоба.[3] Я даже рада этому: любить двух писателей зараз - невозможно. Будьте хорошим: достаньте Генриха Манна. Если хотите блестящего, фантастического, волшебного Манна, - читайте «Богини», интимного и страшно мне близкого - «Голос крови», «Актриса», «Чудесное», «В погоне за любовью», «Флейты и кинжалы».
У Генриха Манна есть одна удивительно скучная вещь: я два раза начинала ее и оба раза откладывала на грядущие времена. Это «Маленький город».
Вся эта книга - насмешка над прежними, она даже скучнее Чехова.
Менее скучны, но т<а>к же нехарактерны для Манна «Страна лентяев» и «Смерть тирана».[4]
Я в настоящую минуту перечитываю «В погоне за любовью». Она у меня есть по-русски, т. е. я могу ее достать.[5]
В ней Вас должен заинтересовать образ Уты, героини.
Но если у Вас мало времени, читайте только Герцогиню[6] и маленькие вещи: «Флейты и кинжалы», «Актрису», «Чудесное». Очень я Вам надоела со своим Манном?
У Бодлера есть строка, написанная о Вас, для Вас: «L'univers est egal a son vaste appetit». Вы - воплощенная жадность жизни.[7]
Вы должны понять Герцогиню: она жадно жила. Но ее жадность была богаче жизни. Нельзя было начинать с Венеры!
До Венеры - Минерва, до Минервы - Диана![8]
У Манна т<а>к: едет автомобиль, через дорогу бежит фавн. Все невозможное - возможно, просто и должно. Ничему не удивляешься: только люди проводят черту между мечтой и действительностью. Для Манна же (разве он человек?) все в мечте - действительность, все в действительности - мечта. Если фавн жив, отчего ему не перебежать дороги, когда едет автомобиль?
А если фавн только воображение, если фавна нет, то нет и автомобиля, нет и разряженных людей, нет дороги, ничего нет. Все - мечта и все возможно!
Герцогиня это знает. В ней все, кроме веры. Она не мистик, она слишком жадно дышит апрельским и сентябрьским воздухом, слишком жадно любит черную землю. Небо для нее - звездная сетка или сеть со звездами. В таком небе разве есть место Богу?
Ее вера, беспредельная и непоколебимая, в герцогиню Виоланту фон Асси.
Себе она молится, себе она служит, она одновременно и жертвенник, и огонь, и жрица, и жертва.
Обратите внимание на мальчика Нино, единственного молившегося той же силе, к<а>к Герцогиня. Он понимал, он принимал ее всю, не смущался никакими ее поступками, зная, что все, что она делает, нужно и должно для нее.
Общая вера в Герцогиню связала их до гроба, быть может и после гроба, если Христос позволил им жить еще и остаться теми же.
К<а>к смотрит Христос на Герцогиню? Она молилась себе в лицах Дианы, Минервы и Венеры. Она не знала Его, не понимала (не любила, значит - не понимала), не искала.
Что ей делать в Раю? За что ей Ад? Она - грешница перед чеховскими людьми, перед <нрзб>, земскими врачами, - и святая перед собой и всеми, ее любящими.
Неужели Вы дочитали д<о> с<их> п<ор>?
Если бы кто-н<и>б<удь> т<а>к много говорил мне о любимом им и нелюбимом мной писателе, я бы... нарочно прочла его, чтобы т<а>к же длинно разбить по всем пунктам.
Один мой знакомый семинарист (Вы чуть-чуть знаете его) шлет Вам привет и просит Вас извинить его неумение вести себя по-взрослому во время разговора.[9] Он не привык говорить с людьми, он слишком долго надеялся совсем не говорить с ними, он слишком дерзко смеялся над Реальностью.
Теперь Реальность смеется над ним! Его раздражают вечный шум за дверью, звуки шагов, невозможность видеть сердце собеседника, собственное раздражение - и собственное сердце.
Простите бедному семинаристу!
Марина Цветаева.
№ 4
Какая бесконечная прелесть в словах:
«Помяни... того, кто, уходя, унес свой черный посох и оставил тебе эти золотистые листья».[10] Разве не вся мудрость в этом: уносить черное и оставлять золотое?
И никто этого не понимает, и все, знающие, забывают это! Ведь вся горечь в остающемся черном посохе!
Не надо забвения, надо золотое воспоминание, золотые листья. к<отор>ые можно, разжав руку, развеять по ветру!
Но их не развеешь, их будешь хранить: в них будешь лелеять тоску о страннике с черным посохом. А черный посох, оставленный им, нельзя развеять по ветру, его сожжешь, и останется пепел - горечь, смерть!
Может быть, Ренье и не думал об этих словах, не подозревал всю их бездонную глубину, - не все ли равно!
Я очень благодарна Вам за эти стихи.
Марина Цветаева.
Москва, 7-го января 1911 г.
[1] «La Canne de Jaspe» («Яшмовая трость») - книга рассказов Анри де Ренье (1864-1935), французского писателя, очень ценимого М. Волошиным. М. Цветаева, однако, «ни романов Анри де Ренье, ни драм Клоделя, ни стихов Франси Жамма тогда не приняла» (Лит. Армения, 1968, № 6, с. 85).
[2] Готье - книгопродавец, Вольф - книгопродавец и издатель.
[3] Швоб Марсель (1867-1905) - французский писатель. В 1905 г. Волошин начал его переводить и написал о нем статью для газеты «Русь», видимо утерянную в редакции.
[4] для Манна «Страна лентяев» и «Смерть тирана» - Имеется в виду роман Г. Манна (1871-1950) «Учитель Гнус, или Конец одного тирана».
[5] Роман «Погоня за любовью» (перевод В. М. Фриче) был напечатан в «Полном собрании сочинений» (т. 5) Г. Манна, вышедшем в 1910 г. в издательстве «Современные проблемы».
[6] читайте только Герцогиню - Имеется в виду трилогия Г. Манна «Богини, или Три романа герцогини Асси».
[7] Вы - воплощенная жадность жизни. - М. Цветаева приводит вторую строку из стихотворения Бодлера «Le voyage» («Путешествие»). Точный перевод приводимой ею строки - «Вселенная равна своему огромному аппетиту». Первый переводчик данного стихотворения, П. Ф. Якубович, перевел ее вольно. Стихотворение Бодлера перевела и Цветаева (Бодлер Ш. Цветы зла. М., 1970 (серия «Литературные памятники»), с. 211-217). Однако приводимая ею в публикуемом письме строка в ее переводе также не имеет точного соответствия. В переводе Цветаевой допущены и другие «вольности», связывающие стихотворение Бодлера с ее восприятием образа Волошина. Такова строка: «Вот этот фас дворца, вот этот профиль мыса», вызывающая в памяти контур мыса Малчин в Коктебеле, напоминающий облик Волошина.
[8] Названия частей трилогии Г. Манна «Богини».
[9] При первой встрече с М. Цветаевой (в то время она была острижена наголо после болезни) М. Волошин сказал: «Вы удивительно похожи на римского семинариста» (Лит. Армения, 1968, № 6, с. 81).
[10] Строки из стихотворения А. де Ренье «Нет у меня ничего...», переведенного М. Волошиным (Волошин М. Лики творчества. СПб., «Аполлон», 1914, с. 92; первоначально: Аполлон, 1910, № 4, с. 21).
| 
