№ 9
Москва 22-го ceнт<ября>/5-го окт<ября> 1911 г.
Милый Макс,
Спасибо за открытки.
Тебя недавно один человек ругал за то, что ты, с презрением относящийся к газетам, согласился писать в такой жалкой, к<а>к Московская.[1] Я защищала тебя, к<а>к могла, но на всякий случай напиши мне лучшие доводы в твою пользу.
Я не люблю, когда тебя ругают.
Эллис[2] недавно уехал за границу. Мы вчетвером поехали его провожать, но не проводили, потому что он уехал поездом раньше. Лиля серьезно больна, долгое время ей запрещали даже сидеть. Теперь ей немного лучше, но нужно еще очень беречься. Из-за этого наш план с Сережей жить вдвоем расстроился. Придется жить втроем, с Лилей, м<ожет> б<ыть>, даже вчетвером, с Верой, к<отор>ая, кстати, приезжает сегодня с Людвигом.[3] Не знаю, что выйдет из этого совместного житья, ведь Лиля вое еще считает Сережу за маленького. Я сама очень смотрю за его здоровьем, но когда будут следить еще Лиля с Верой, согласись - дело становится сложнее. Я бы очень хотела, чтобы Лиля уехала в Париж. Только не пиши ей об этом.
Сережа пока живет у нас. Папа приезжает наверное дней через 5. Ждем все (С<ережа>, Б<орис>,[4] Ася и я) грандиозной истории из-за не совсем осторожного поведения. Наша квартира в 6-ом этаже, на Сивцевом-Вражке, в только что отстроенном доме. Прекрасные большие комнаты с итальянскими окнами. Все четыре отдельные.
Ну, что еще? Л<идия> А<лександровна Тамбурер> в отвратительном состоянии здоровья и настроения. Говорит все т<а>к же неожиданно. У нас в доме «кавардак» (помнишь?). Почти ничего не читаю и не делаю.
Максинька, узнай мне, пож<алуйста>, точный адр<ес> Rostand[5 ]и его местопребывание в настоящую минуту! Играет ли Сарра?[6 ]Если будет время, зайди Rue Bonaparte, 59 bis или 70 к M-me Gary[7] и расскажи ей обо мне и передай привет. Она будет очень рада тебе, а я - благодарна.
Ну, до свидания, пиши мне. Сережа, Борис и Ася шлют привет. Лиля очень сердится, что ты не пишешь.
МЦ.
P. S. Макс, мне 26-го будет 19 л<ет>, подумай! А Сереже - 18.
К письму М. Цветаевой сделана приписка рукой Сергея Эфрона, в текст которой ее рукой вставлено: «Милая коктебельская Макса».
№ 10
Москва, 28-го октября 1911 г.
Дорогой Макс,
У меня большое окно с видом на Кремль. Вечером я ложусь на подоконник и смотрю на огни домов и темные силуэты башен.[8] Наша квартира начала жить. Моя комната темная, тяжелая, нелепая и милая. Большой книжный шкаф, большой письменный стол, большой диван - все увесистое и громоздкое. На полу глобус и никогда не покидающие меня сундук и саквояжи. Я не очень верю в свое долгое пребывание здесь, очень хочется путешествовать! Со многим, что мне раньше казалось слишком трудным, невозможным для меня, я справилась и со многим еще буду справляться! Мне надо быть очень сильной и верить в себя, иначе совсем невозможно жить!
Странно, Макс, почувствовать себя внезапно совсем самостоятельной. Для меня это сюрприз, - мне всегда казалось, что кто-то другой будет устраивать мою жизнь. Теперь же я во всем буду поступать, к<а>к в печатании сборника. Пойду и сделаю.[9] Ты меня одобряешь?
Потом я еще думала, что глупо быть счастливой, даже неприлично! Глупо и неприлично т<а>к думать, - вот мое сегодня.
Жди через месяц моего сборника, - вчера отдала его в печать.[10] Застанет ли он тебя еще в Париже?
Пра сшила себе новый костюм - синий, бархатный с серебряными пуговицами - и новое серое пальто. (Я вместо кафтан написала костюм). На днях она у Юнге[11] познакомилась с Софией Андреевной Толстой.[12] Та, между прочим, говорила: «Не люблю я молодых писателей! Все какие-то неестественные! Напр<имер>, X. сравнивает Лев Николаевича с орлом, а меня с наседкой. Разве орел может жениться на наседке? Какие же выйдут дети?».
Пра очень милая, поет и дико кричит во сне, рассказывает за чаем о своем детстве, ходит по гостям и хвастается. Лиля все хворает, целыми днями лежит на кушетке, Вера ходит в китайском, лимонно-желтом халате и старается приучить себя к свободным разговорам на самые свободные темы. Она точно нарочно (и, наверное, нарочно!) употребляет самые невозможные, режущие слова. Ей, наверное, хочется перевоспитать себя, побороть свою сдержанность. - «Раз эти вещи существуют, можно о них говорить!». Это не ее слова, но могут быть ею додуманными. Только ничего этого ей не пиши!
До свидания, Максинька, пиши мне.
МЦ.
[1] Тебя недавно один человек ругал за то, что ты, с презрением относящийся к газетам, согласился писать в такой жалкой, к<а>к Московская - В начале сентября 1911 г. М. Волошин выехал в Париж в качестве корреспондента «Московской газеты», издававшейся под редакцией Э. М. Бескина. «Разве можно быть сотрудником такой бульварщины?», - негодующе спрашивала сына Е. О. Волошина в письме от 19 октября 1911 г. Сам Волошин огорчался «бульварной внешностью и содержанием газеты», но утешал себя тем, что «у нее есть некоторые литературные тенденции», и надеялся, что, «б<ыть> м<ожет>, она еще поправится понемногу» (письмо к матери от 14 октября 1911 г.). Некоторые из сотрудников «Московской газеты» - С. Г. Кара-Мурза, Е. Л. Янтарев - были ему симпатичны. Но, главное, он надеялся на заработок в «Московской газете», который позволил бы ему жить в любимом Париже. Однако редакция подолгу задерживала гонорар, не отвечала на деловые письма и вскоре совсем отказалась от собственного парижского корреспондента. Волошин был только рад этому. «Как только с моих плеч свалилось бремя позора («Моск<овская> Газ<ета>»), как моя жизнь страшно развернулась и удесятерилась», - писал он матери в середине ноября 1911 г.
[2] Эллис - псевдоним Льва Львовича Кобылинского (1879-1947), поэта и переводчика, учившегося вместе с Волошиным в Московском университете. Сестры Цветаевы познакомились с Эллисом через Л. А. Тамбурор (Цветаева А. Воспоминания. Изд. 2-е. М., 1974, с. 279, 305-312).
[3] Людвиг - Квятковский Людвиг Лукич (р. 1896), уроженец Феодосии, художник.
[4] Б<орис> - Борис Сергеевич Трухачев (1892-1919), за которого вскоре вышла замуж А. И. Цветаева.
[5] Rostand - Ростан Эдмон (1868-1918) - французский поэт и драматург. «Для меня Rostand - часть души, очень большая часть, - писала М. Цветаева В. Я. Брюсову 15 марта 1910 г.- Он меня утешает, дает мне силу жить одиноко. Я думаю - никто, никто так не знает, не любит, не ценит его, как я» (Новый мир, 1969, № 4, с. 186).
[6] Сара Бернар (1844-1923) - французская трагическая актриса, которой очень увлекалась М. Цветаева (см.: Лит. Армения, 1968, № 6, с. 81; также см.: Цветаева А. И. Воспоминания, с. 329).
[7] M-me Gary - По-видимому, хозяйка парижской квартиры (см. также письмо №20).
[8] ...окно с видом на Кремль...смотрю на...темные силуэты башен - Цветаева жила в квартире 11 в доме 19 в Сивцевом Вражке.
[9] ...я во всем буду поступать, к<а>к в печатании сборника... - Сборник «Вечерний альбом» М. Цветаева издала, еще будучи гимназисткой, за свой счет, в типографии А. И. Мамонтова (Цветаева А. Воспоминания. Изд. 2-е. М., 1974, с. 384). И. В. Цветаев, по-видимому, не знал, что его дочь выпустила книгу (Лит. Армения, 1968, № 6, с. 81).
[10] Жди через месяц моего сборника, - вчера отдала его в печать - Вторая книга М. Цветаевой, «Волшебный фонарь» (М., «Оле-Лукойе», 1911), вышла с двумя стихотворениями, посвященными «Максу Волошину»: «Жар-птица» («Нет возможности, хоть брось!») и «Кошки» («Они приходят к нам, когда...»).
[11] Юнге Екатерина Федоровна (1843-1913) - дочь художника Ф. П. Толстого, художник, переводчица, автор книги «Воспоминания (1843-1860)» (М., «Сфинкс», 1914).
[12] Толстая Софья Андреевна (урожд. Вере, 1844-1919) - жена Л. Н. Толстого. М. Волошин писал матери: «О твоем знакомстве с С. А. Толстой мне писала уже Марина, еще подробнее, чем ты (о курице и орле). Это все очень поучительно».
|
