Письмо 4
[1] Ср. позднейшее высказывание Цветаевой в письме к Богенгардтам от 29 октября 1923 г.: «В детстве я всегда мечтала, чтобы меня очень нелюбили (проще: ненавидели!), чтобы не чувствовать этой вечной растравы умиления. Потому что для настоящей благодарности - нет ведь никаких слов!» (копия из архива публикаторов).
[2] Речь идет о Мандельштаме Осипе Эмильевиче (1891-1938), которому Цветаева зимой-весной 1916 г. «дарила Москву». Об этом эпизоде Цветаева вспоминает спустя семь лет в письме к А.В. Бахраху: «... Для любви я стара, это детское дело. Стара не из-за своих 30 лет, - мне было 20, я то же говорила Вашему любимому поэту Мандельштаму: - «Что Марина - когда Москва?! 'Марина* - когда Весна?! О, Вы меня действительно не любите!» Меня это всегда удушало, эта узость. Любите мир - во мне, не меня - в мире. Чтобы "Марина" значило: мир, а не мир - "Марина"» (Мосты. С.313).
[3] Ср.: «Я стольких людей перевидала, во стольких судьбах перегостила /.../» (письмо к С.Я. Эфрону от 12 марта (27 февраля) 1921 г. // Звезда. 1987. No 8. С. 175).
[4] Ср.: «Пожалеть тебя, у тебя навек / Пересохли губы» («Не сегодня-завтра растает снег...», 1916, BI).
[5] Ср. с лирикой 1913 г.: «Я одна с моей большой любовью / К собственной моей душе» («Солнцем жилки налиты - не кровью...», ЮС).
[6] 1916 г. отмечен последовательностью «сердечных смут» Цветаевой: к зиме-весне относятся завершение ее романа с С.Я. Парнок (1885-1933), увлечения О.Э. Мандельштамом и Т.В. Чурилиным (1885-1946); в июле вдохновителем ее лиры становится Н.А. Плуцер-Сарна (1883-1945). Очевидно, именно этот период подразумевается в таком позднейшем самоотзыве Цветаевой: «Двадцати лет, великолепная и победоносная, я во всеуслышанье заявляла: «раз я люблю душу человека, я люблю и тело. Раз я люблю слово человека, я люблю и губы /.../**» (письмо к А.В. Бахраху от 25 июля 1923 г. // Мосты. С.315).
[7] Ср. формулу, данную Цветаевой в письме к В.В. Розанову от 7 марта 1914 г.: «Я не делаю никакой разницы между книгой и человеком, закатом и картиной. - Все, что люблю, люблю одной любовью» (Соч.2. 452), и аналогичное высказывание в письме к П.Я. Эфрону от 10 июля того же года: «Я вся целиком во всем, что люблю. Люблю одной любовью - всей собой - и березку, и вечер, и музыку, и Сережу, и Вас» (Соч.2. 463-464).
Представляет интерес отзыв о юношеской «самовлюбленности» Цветаевой одной из ее младших современниц: «Себя и свою жизнь она любила наравне с людьми, природой, потому что она и ее жизнь были самым захватывающим материалом для стихов. Она была художником» (Кривошапкина Е. С Мариной Цветаевой в Феодосии // Дружба. 1983. No 5. С.54).
Ср. также афоризм О.Уайльда, которого Цветаева, по позднейшему признанию (см. Опыты. 1955. No 5. С.50), «сумела любить» в те годы «вопреки оскорбительной моде»: «Полюбить самого себя - вот начало романа, который продлится всю жизнь» (Уайльд О. Пол. собр. соч. СПб., 1912. Т.4. Кн.8. С.125).
[8] Имеются в виду составленные впоследствии поэтические книги «Юношеские стихи» (стихи 1912-1915 гг.) и «Версты» (стихи 1916 г.); при жизни автора увидела свет лишь вторая из книг, вышедшая в Госиздате в 1922.
[9] Стихотворение датировано 11 апреля 1916 г. Впервые опубликовано в «Северных записках» (1917. No 1. С.25) в цикле «Стихи о Москве» (5). Вошло в В1 (С.41-42) в составе цикла с тем же названием (4) с вариантом в предпоследней строке.
[10] Эфрон Сергей Яковлевич (1893-1941) - муж М.И. Цветаевой, в то время студент Московского ун-та. В мае 1916 г. в связи с призывом прошел военно-врачебную комиссию и, к удивлению близких, был отобран как годный по состоянию здоровья для обучения в военной школе. Однако из-за путаницы с документами (Военный госпиталь на начальном этапе затерял бумаги нескольких студентов, в том числе и Эфрона) С.Я. долгое время находился в «промежуточном» состоянии.
[11] В 1916 Эфрон побывал в Коктебеле дважды: он провел там несколько дней во второй половине мая, вместе с женой и дочерью, и уехал туда еще раз на отдых (с 12 июня по 8 июля), так и не дождавшись разрешения вопроса о своей будущей службе.
[12] А.И. Цветаева в то время жила в городке Александрове Владимирской губернии, куда был определен на службу ее второй муж, М.А. Минц. М.И. Цветаева гостила у сестры в Александрове в течение нескольких дней в начале июня (в один из этих дней туда приезжал. О.Э. Мандельштам); затем - с 20-х чисел июня она жила в александровском доме около трех недель, замещая сестру, уехавшую в Москву перед родами второго ребенка. В александровский период были написаны «Стихи к Ахматовой» (2-11) и др. О своей жизни в бывшей Александровской слободе М.И. Цветаева вспоминает в очерке «История одного посвящения» (1931).
[13] Алеша Минц-Цветаев родился 25 июня 1916 г., умер летом следующего года в Коктебеле от дизентерии.
[14] Эфрон Ариадна Сергеевна (1912-1975) - дочь М.И. Цветаевой; была необыкновенным ребенком, товарищем и помощником матери, «опорой ее души», особенно в трудные годы революции и разлуки с мужем. Стихотворные посвящения дочери разных лет вошли в книги Цветаевой: ЮС, В1, «Психея» (Берлин: З.И. Гржебин, 1923) (куда она включила также стихи самой дочери, написанные в возрасте семи лет) и в «Лебединый стан» (при жизни автора не изданный).
[13] Эти походы отражены в стихотворениях «Четвертый год...» и «Облака вокруг...» (вошли в В1 и «Психею»).
[16] Портретная галерея императора Александра II и его предшественников была построена вокруг его памятника в Кремле (скульптор А.М. Опекушин) по проекту Н.В. Салтыкова и П.В. Жуковского в конце прошлого века. Композиция была уничтожена в 1918.
[17] Имеются в виду трофейные пушки наполеоновской армии, установленные вдоль фасадов Арсенала.
[18] Подразумевается Николай II (1868-1918), последний российский император.
[19] Согласно приемному формулярному списку Московского городского по воинской повинности Присутствия, С.Я. Эфрон, находившийся в службе с 1 июня 1916 г., получил назначение в 1-й подготовительный учебный батальон в Нижний Новгород, «на службу явился и на казенное содержание поступил» 24 января 1917 г. (ЦГВИА. Ф.409. Оп.1. Ед.хр.250-001. Л.3). Оттуда он был «командирован в 1-ю Петергофскую школу прапорщиков для прохождения курса» 11 февраля 1917 г. (Там же. Ед.хр.25-999. Л.1 об.). Намерение Цветаевой поехать за мужем оказалось неисполнимым: в то время она ждала второго ребенка.
[20] Одной из привлекательнейших сторон жизни в имении Юркевичей была верховая езда (в их хозяйстве имелись собственные кони). Друг семьи Юркевичей, кадровый военный, А.И. Вертоградский (в годы гражданской войны он был начальником штаба в армии С.М. Буденного) утверждал, что его любовь к лошадям началась с Орловки. Еще один будущий буденновский кавалерист, Е.Шиловский, с которым с юности дружила С.Юркевич, обучался в Орловке под ее руководством искусству верховой езды.
Как будто впоследствии Цветаевой уже не доводилось более ездить верхом, во всяком случае до лета 1916 г., когда она вспоминает об Орловке в письме к Юркевичу, так что появившиеся несколько дней спустя стихотворные строки из цикла «Даниил» - «И наши кони смирные бок о бок» (поздний вариант: «кровные»), «Сопровождаю я тебя верхом», « В пол-нолунье кони фыркали» - по-видимому, можно считать реминисценцией тех верховых прогулок 1908 г., как впрочем и некоторые другие «конные» сюжеты ее лирики разных лет.
[21] Иванская Наталья Орестовна (в первом браке Жданова) - бабушка П.И. Юркевича по материнской линии. Получила немалое наследство от первого мужа, смогла выделить каждой из трех своих дочерей по имению. По воспоминаниям одной из племянниц П.И. Юркевича, была «крупная, полная, добрая».
[22] С осени 1914 г. Цветаева жила по адресу: Борисоглебский пер., д.6, кв.3 (ныне ул.Писемского).
| 
